Поздно, Игнатий уже идёт к тебе!

Зачёт!

Впрочем, угарнее бы было одного из гусей приодеть в штаны, кожаный плащ и парик в виде косы от куклы, этакий затесавшийся шпион-варвар

Я понимаю что это бессмысленно, но у кого-нибудь есть текст Janen-kun! Дяди Уцу-пи?
А то все тексты на ромадзи с зарезаным матом прост, а чтения матюгов я неумею(.

Крупный бизнес это застой, малый — гласность и перестройка!

Спокойной ночи.

E23, безмятежная улыбка, окровавленный топор в руке и стояк.

Пешеходов надо любить. Пешеходы составляют большую часть человечества. Мало того -- лучшую его часть. Пешеходы создали мир. Это они построили города, возвели многоэтажные здания, провели канализацию и водопровод, замостили улицы и осветили их электрическими лампами. Это они распространили культуру по всему свету, изобрели книгопечатание, выдумали порох, перебросили мосты через реки, расшифровали египетские иероглифы, ввели в употребление безопасную бритву, уничтожили торговлю рабами и установили, что из бобов сои можно изготовить сто четырнадцать вкусных питательных блюд.
И когда все было готово, когда родная планета приняла сравнительно благоустроенный вид, появились автомобилисты.
Надо заметить, что автомобиль тоже был изобретен пешеходами. Но автомобилисты об этом как-то сразу забыли. Кротких и умных пешеходов стали давить. Улицы, созданные пешеходами, перешли во власть автомобилистов. Мостовые стали вдвое шире, тротуары сузились до размера табачной бандероли. И пешеходы стали испуганно жаться к стенам домов.
-- В большом городе пешеходы ведут мученическую жизнь. Для них ввели некое транспортное гетто. Им разрешают переходить улицы только на перекрестках, то есть именно в тех местах, где движение сильнее всего и где волосок, на котором обычно висит жизнь пешехода, легче всего оборвать.
В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания братоубийственного снаряда. Он выводит из строя целые шеренги членов профсоюзов и их семей. Если пешеходу иной раз удается выпорхнуть из-под серебряного носа машины -- его штрафует милиция за нарушение правил уличного катехизиса.
И вообще авторитет пешеходов сильно пошатнулся. Они, давшие миру таких замечательных людей, как Гораций, Бойль, Мариотт, Лобачевский, Гутенберг и Анатоль Франс, принуждены теперь кривляться самым пошлым образом, чтобы только напомнить о своем существовании. Боже, боже, которого в сущности нет, до чего ты, которого на самом деле-то и нет, довел пешехода!
Вот идет он из Владивостока в Москву по сибирскому тракту, держа в одной руке знамя с надписью: "Перестроим быт текстильщиков", и перекинув через плечо палку, на конце которой болтаются резервные сандалии "Дядя Ваня" и жестяной чайник без крышки. Это советский пешеход-физкультурник, который вышел из Владивостока юношей и на склоне лет у самых ворот Москвы будет задавлен тяжелым автокаром, номер которого так и не успеют заметить.
Или другой, европейский могикан пешеходного движения. Он идет пешком вокруг света, катя перед собой бочку. Он охотно пошел бы так, без бочки; но тогда никто не заметит, что он действительно пешеход дальнего следования, и про него не напишут в газетах. Приходится всю жизнь толкать перед собой проклятую тару, на которой к тому же (позор, позор!) выведена большая желтая надпись, восхваляющая непревзойденные качества автомобильного масла "Грезы шофера". Так деградировал пешеход.
И только в маленьких русских городах пешехода еще уважают и любят. Там он еще является хозяином улиц, беззаботно бродит по мостовой и пересекает ее самым замысловатым образом в любом направлении.

-- Скажите, -- спросил нас некий строгий гражданин из числа тех, что признали советскую власть несколько позже Англии и чуть раньше Греции, -- скажите, почему вы пишете смешно? Что за смешки в реконструктивный период? Вы что, с ума сошли?
После этого он долго и сердито убеждал нас в том, что сейчас смех вреден.
-- Смеяться грешно? -- говорил он. -- Да, смеяться нельзя! И улыбаться нельзя! Когда я вижу эту новую жизнь, эти сдвиги, мне не хочется улыбаться, мне хочется молиться!
-- Но ведь мы не просто смеемся, -- возражали мы. -- Наша цель -- сатира именно на тех людей, которые не понимают реконструктивного периода.
-- Сатира не может быть смешной, -- сказал строгий товарищ и, подхватив под руку какого-то кустаря-баптиста, которого он принял за стопроцентного пролетария, повел его к себе на квартиру.
Повел описывать скучными словами, повел вставлять в шеститомный роман под названием: "А паразиты никогда!"
Все рассказанное -- не выдумка. Выдумать можно было бы и посмешнее.
Дайте такому гражданину-аллилуйщику волю, и он даже на мужчин наденет паранджу, а сам с утра будет играть на трубе гимны и псалмы, считая, что именно таким образом надо помогать строительству социализма.
И все время, покуда мы сочиняли "Золотого теленка", над нами реял лик строгого гражданина.
-- А вдруг эта глава выйдет смешной? Что скажет строгий гражданин?
И в конце концов мы постановили:
а) роман написать по возможности веселый,
б) буде строгий гражданин снова заявит, что сатира не должна быть смешной, -- просить прокурора республики привлечь помянутого гражданина к уголовной ответственности по статье, карающей за головотяпство со взломом.

@Marduk,
В белом венчике из роз
Жан Поль Сартр и Жиль Делёз

Картина «Три царства» — животные, растения и грибы.

Если посылка не приходит сразу после нажатия купить то потом уже не важно дошла она или нет ощушение уже не те, и как правила возникает вопрос что теперь с этим делать .

У меня еще рождество: продолжает цвести каланхое, используемое в этом году вместо елки.

Сегодня мой дядя пришел с бутылкой пива.
Недавно ему диагнозировали рак лёгкого.
Он варил известь многие годы, болел туберкулёзом в тюрьме, курил говно.
Диагноз недоказан, но было видно что ему страшно.
Он храбрился и отказывался от сочусвтвия.
Пьянея, он начал бредить о том, что секта в которой он состоял закодировала его на это.
Психовал, бил руками по полу и почти довёл меня до слёз.
Потому что его попытка поянить, что он чувствует что-то чего я не понимаю проваливалась.
По мере роста опьянения аргументация становилась всё безумнее.
И вроде стоило бы осмеять всё это, да полить презрением к глупости. Говорить о прагматике и всему такому, а я не хочу.
Дядя был одним из первых бизнесменов ссср(НТТМ), очень неплохо рос, но как и обычно рухнул.
Обычная история окончившаяся знаменитой сектой ДЭИР.
Из секты он выбрался сам, и смог стать небогатым, не бедным и архистранным .
И вот тут бы мне начать толкать политику, о сломаных судьбах и всем таком, а я опять не могу.
Всё что мне охота, это убивать всех кто говорит о необходимости веры.
Всё что мне охота, это пиздить ногами всех, кто переломал целое поколение через колено и толкнул их в нынешнюю мракобесную систему.
Вера - это болезнь, вера - это уродство.
Я понимаю, что мои высказывания про убивать и пиздить ногами, это эмоциональный импульс ибо я слаб для дисциплинированого насилия.
Но мне сейчас так мерзко, что не могу не сказать это.
Надеюсь все эти ссаные гуру, мыслители и прочьи авторитеты и лидеры мнения умрут, кашдый ютубагитатор, сектовод, политическая мразь или общественник или иной популист. Скопом.
первотэг

Я не использую букву >|< потому что >|< - word это символ угнетения евреев.
#remove>|< !

Проклятый город Кишинев!
Тебя бранить язык устанет.
Когда-нибудь на грешный кров
Твоих запачканных домов
Небесный гром, конечно, грянет,
И — не найду твоих следов!
Падут, погибнут, пламенея,
И пестрый дом Варфоломея,
И лавки грязные жидов:
Так, если верить Моисею,
Погиб несчастливый Содом.
Но с этим милым городком
Я Кишинев равнять не смею,
Я слишком с библией знаком
И к лести вовсе не привычен.
Содом, ты знаешь, был отличен
Не только вежливым грехом,
Но просвещением, пирами,
Гостеприимными домами
И красотой нестрогих дев!
Как жаль, что ранними громами
Его сразил Еговы гнев!
В блистательном разврате света,
Хранимый богом человек
И член верховного совета,
Провел бы я смиренно век
В Париже ветхого завета!
Но в Кишиневе, знаешь сам,
Нельзя найти ни милых дам,
Ни сводни, ни книгопродавца.
Жалею о твоей судьбе!

Не знаю, придут ли к тебе
Под вечер милых три красавца;
Однако ж кое-как, мой друг,
Лишь только будет мне досуг,
Явлюся я перед тобою;
Тебе служить я буду рад —
Стихами, прозой, всей душою,
Но, Вигель,— пощади мой зад!