Вверх смотрит Оаким и видит Стального Генерала:
-- Мне кажется, я должен его знать.
-- Еще бы -- говорит Фрамин, глаза его и трость
рассыпаются зелеными огнями. -- Генерала знают все. Страницы
истории истоптаны его боевым конем -- Бронзам. Он летал в
эскадрилье Лафайета. Он держал оборону в долине Харамы. Мертвой
зимой он помотал отстоять Сталинград. С горсткой друзей пытался
захватить Кубу. И в каждой битве он оставлял часть самого себя.
Он стоял лагерем в Вашингтоне к плохие времена, пока более
великий Генерал не попросил его уйти, он был разбит при
Литл-Роке, в Беркли ему плеснули в лицо кислотой, и его имя
значилось во всех черных списках. Все идеи, за которые он
сражался, давно умерли, и с каждой из них умирала часть его
самого. Как-то он прожил целое столетие с протезами вместо рук
и ног, с механическим сердцем, искусственной челюстью
стеклянным глазом, с пластиной в черепе и ребрами из пластика,
с извивами проводов и фарфоровыми изоляторами вместо нервов --
пока, наконец, наука не научилась делать эти вещи более
надежными, чем те, какими обычно наделяет человека природа. Он
опять был обновлен, деталь за деталью, и стал сильнее любого
человека из плоти и крови. И он снова сражался, снова и снова
бывал разбит в войнах планет-колоний против метрополии и в
войнах независимых миров против Федерации. Он всегда в
каком-нибудь черном списке и всегда играет на своем банджо, и
его не заботит, что он поставил себя вне закона тем, что всегда
следует больше его духу, чем букве. Много раз он менял свой
металл на плоть и возвращал себе человеческий облик, но он
всегда прислушивается к любой далекой трубе, трогает струны
своего банджо и мчится туда -- и вновь теряет свою
человечность. Он правдами и неправдами добывал деньги вместе с
Львом Троцким, от которого узнал, что писателям мало платят; он
делил грузовичок с Вуди Гатри, который научил его своим
песенкам и рассказал, что певцам мало платят; некоторое время
он поддерживал Фиделя Кастро и узнал, что адвокатам тоже мало
платят. Почти всегда его побеждают, используют его и пользуются
им, и это его не заботит, так как идеалы значат для него
больше, чем плоть